Презентация - Стихи поэтов серебряного века

Поэты «Серебряного века»
Работу выполнила учитель МОУ СОШ № 84 г. Ярославля Дайнеко Наталья Васильевна.

Был болен Серебром двадцатый век, Когда едва родившись, чуть не умер. Он получил серебряную пулю! И до сих пор - в болезненном безумье Всю юность пребывает человек. Когда любовь едва затронет жизнь, И ночь волнует больше, чем дневное, Послушай: сквозь столетие земное, Приличье разрушая показное, Серебряный нам вторит Символизм. И образы - как ключ в Его строках. Слова - как шифр к любви и гордой смерти. Он нас испытывает серебром, поверьте, Подводит к неизбежной вечной жертве, Где в зрелость переплавит боль и страх. ...Уходит с возрастом скрипичная печаль, Болезненность не плавит больше ночи. И лишь немногим слышен, как хрусталь, Серебряный негромкий колокольчик.

Камень - символ серебряного века - сердолик

Бывает час в преддверьи сна, Когда беседа умолкает, Нас тянет сердца глубина, А голос собственный пугает, И в нарастающей тени Через отворенные окна, Как жерла, светятся одни, Свиваясь, рыжие волокна. Не Скуки ль там Циклоп залег, От золотого зноя хмелен, Что, розовея, уголек В закрытый глаз его нацелен? (И.Анненский)

Я люблю замирание эха После бешеной тройки в лесу, За сверканьем задорного смеха Я истомы люблю полосу. Зимним утром люблю надо мною Я лиловый разлив полутьмы, И, где солнце горело весною, Только розовый отблеск зимы. Я люблю на бледнеющей шири В переливах растаявший цвет... Я люблю все, чему в этом мире Ни созвучья, ни отзвука нет. (И.Анненский)

Раззолочённые, но чахлые сады С соблазном пурпура на медленных недугах, И солнца поздний пыл в его коротких дугах, Невластный вылиться в душистые плоды. И желтый шелк ковров, и грубые следы, И понятая ложь последнего свиданья, И парков черные, бездонные пруды, Давно готовые для спелого страданья... Но сердцу чудится лишь красота утрат, Лишь упоение в завороженной силе; И тех, которые уж лотоса вкусили, Волнует вкрадчивый осенний аромат. (Иннокентий Анненский)

То полудня пламень синий, То рассвета пламень алый, Я ль устал от четких линий Солнце ль самое устало... Но чрез полог темнолистый Я дождусь другого солнца Цвета мальвы золотистой Или розы и червонца. Будет взорам так приятно Утопать в сетях зеленых, А потом на темных кленах Зажигать цветные пятна. Пусть миражного круженья Через миг погаснут светы... Пусть я - радость отраженья, Но не то ль и вы, поэты? (И.Анненский)

Сад туманен. Сад мой донят Белым холодом низин. Равнодушно он уронит Свой венец из георгин. Сад погиб... А что мне в этом. Если в полдень глянешь ты, Хоть эмалевым приветом Сквозь последние листы? (И.Анненский)

Бесследно канул день. Желтея, на балкон Глядит туманный диск луны, еще бестенной, И в безнадежности распахнутых окон, Уже незрячие, тоскливо-белы стены. Сейчас наступит ночь. Так черны облака... Мне жаль последнего вечернего мгновенья: Там все, что прожито,- желанье и тоска, Там все, что близится,- унылость и забвенье. Здесь вечер как мечта: и робок и летуч, Но сердцу, где ни струн, ни слез, ни ароматов, И где разорвано и слито столько туч... Он как-то ближе розовых закатов. (И.Анненский)

Наша улица снегами залегла, По снегам бежит сиреневая мгла. Мимоходом только глянула в окно, И я понял, что люблю ее давно. Я молил ее, сиреневую мглу: "Погости, побудь со мной в моем углу, Не тоску мою древнюю развей, Поделись со мной, желанная, своей!" Но лишь издали услышал я ее ответ: "Если любишь, так и сам отыщешь след, Где над омутом синеет тонкий лед, Там часочек погощу я, кончив лет, А у печки-то никто нас не видал... Только те мои, кто волен да удал". (И.Анненский)

ЭТО БЫЛО У МОРЯ
Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж... Королева играла - в башне замка - Шопена, И, внимая Шопену, полюбил ее паж. Было все очень просто, было все очень мило: Королева просила перерезать гранат, И дала половину, и пажа истомила, И пажа полюбила, вся в мотивах сонат. А потом отдавалась, отдавалась грозово, До восхода рабыней проспала госпожа... Это было у моря, где волна бирюзова, Где ажурная пена и соната пажа.

В деревушке у моря, где фокстрота не танцуют, Где политику гонят из домов своих метлой, Где целуют не часто, но зато когда целуют, В поцелуях бывают всей нетронутой душой; В деревушке у моря, где избушка небольшая Столько чувства вмещает, где - прекрасному сродни - В город с тайной опаской и презреньем наезжая По делам неотложным, проклинаешь эти дни; В деревушке у моря, где на выписку журнала Отдают сбереженья грамотные рыбаки И которая гневно кабаки свои изгнала, Потому что с природой не соседят кабаки; В деревушке у моря, утопающей весною В незабвенной сирени, аромат чей несравним, - Вот в такой деревушке, над отвесной крутизною, Я живу, радый морю, гордый выбором своим! (Игорь Северянин 1927)

Аллеей лиственниц иду вдоль озера. Вода прозрачная у самых ног. Навстречу девушка мелькает розово, Чтобы мыслить горестно поэт не мог... Аллея темная и тьмой тяжелая, И тьма безрадостна, и тьма пуста. А та сверкальная! А та веселая! И упоенная такая та! Неторопливые подходят окуни И неподвижные в воде стоят, Как будто думают о русом локоне, О платье розовом мечту таят... (Игорь Северянин 1925)

Как женщина пожившая, но все же Пленительная в устали своей, Из алых листьев клена взбила ложе Та, кто зовется Грустью у людей... И прилегла — и грешно, и лукаво Печалью страсти гаснущей влеча. Необходим душе моей — как слава! — Изгиб ее осеннего плеча... Петь о весне смолкаем мы с годами: Чем ближе к старости, тем все ясней, Что сердцу ближе весен с их садами Несытая пустынность осеней... (Игорь Северянин 1926)

Десять лет - грустных лет!- как заброшен в приморскую глушь я. Труп за трупом духовно родных. Да и сам полутруп. Десять лет - страшных лет!- удушающего равнодушья Белой, красной - и розовой - русских общественных групп. Десять лет! - тяжких лет!- обескрыливающих лишений, Унижений щемящей и мозг шеломящей нужды. Десять лет - грозных лет!- сатирических строф по мишени, Человеческой бесчеловечной и вечной вражды. Десять лет - странных лет!- отреченья от многих привычек, На теперешний взгляд - мудро-трезвый,- ненужно дурных... Но зато столько ж лет рыб, озер, перелесков и птичек. И встречанья у моря ни с чем не сравнимой весны! Но зато столько ж лет, лет невинных, как яблоней белых, Неземные цветы, вырастающие на земле, И стихов из души, как природа свободных и смелых, И прощенья в глазах, что в слезах, и - любви на челе! (И.Северянин)

Выйди в сад... Как погода ясна! Как застенчиво август увял! Распустила коралл бузина, И янтарный боярышник - вял... Эта ягода - яблочко-гном... Как кудрявый кротекус красив. Скоро осень окутает сном Теплый садик, дождем оросив. А пока еще - зелень вокруг И вверху безмятежная синь; И у клена причудливых рук - Много сходного с лапой гусынь. Как оливковы листики груш! Как призывно плоды их висят! Выйди в сад и чуть-чуть поразрушь, Это осень простит... Выйди в сад. (И.Северянин) 1909

Высокая стоит луна. Высокие стоят морозы. Далекие скрипят обозы. И кажется, что нам слышна Архангельская тишина. Она слышна,- она видна: В ней всхлипы клюквенной трясины, В ней хрусты снежной парусины, В ней тихих крыльев белизна - Архангельская тишина... (Игорь Северянин)

От гордого чувства, чуть странного, Бывает так горько подчас: Россия построена заново Не нами, другими, без нас... Уж ладно ли, худо ль построена, Однако построена все ж. Сильна ты без нашего воина, Не наши ты песни поешь! И вот мы остались без родины, И вид наш и жалок, и пуст, Как будто бы белой смородины Обглодан раскидистый куст. (Игорь Северянин 1936)

Мы ловили весь день окуньков на лесистых озерах, От зари до зари. Село солнце. Поднялся туман. Утомились глаза, поплавки возникали в которых На пути к леснику, чью избушку окутала тьма. Закипал самовар. Тени мягкие лампа бросала. Сколько лет старику? Вероятно, не меньше, чем сто. Яйца, рыба, и хлеб, и кусочки холодного сала Были выставлены на – приманчивый к вечеру – стол. И зашел разговор, разумеется, начатый с рыбы, Перешедший затем на людей и на их города. И, когда перед сном мы, вставая, сказали спасибо, О нелепости города каждый посильно страдал: Ведь не явный ли вздор – запереться по душным квартирам, Что к ненужным для жизни открытьям людей привели? Этот старый лесник, говоривший о глупости мира, В возмущенье своем был евангельски прост и велик. (Игорь Северянин 1927)

Судьбою нашей правит Случай, И у него такая стать, Что вдруг пролившеюся тучей Он может насмерть захлестать. Но он же может дать такое Блаженство каждому из нас, Что пожалеешь всей душою О жизни, данной только раз! (Игорь Северянин 1929)

Выхожу я из дома, что построен на горке, – и открыты для взора В розовеющей дымке повечерья и утром в золотой бирюзе Грудь свежащие бодро, в хвойных линиях леса, ключевые озера, Где лещихи играют и пропеллером вьется стрекоза к стрекозе. Никуда не иду я, лишь стою перед домом, созерцая павлиний Хвост заката, что солнце, удаляясь на отдых, распустило в воде. Зеленеют, синея, зеркала, остывая, и, когда уже сини, В них звезда, окунаясь, шлет призыв молчаливый надозерной звезде… И тогда осторожно, точно крадучись, звезды, совершая купанье, Наполняют озера, ключевые озера, и тогда, - и тогда Я домой возвращаюсь, преисполнен восторга, преисполнен сознанья, Что она звездоносна, неиссячна эта питьевая вода! (Игорь Северянин 1924)

Осеню себя осенью - в дальний лес уйду. В день туманный и серенький подойду к пруду. Листья, точно кораблики, на пруде застыв, Ветерка ждут попутного, но молчат кусты. Листья мокрые, легкие и сухие столь, Что возьмешь их - ломаются поперек и вдоль. Не исчезнуть скоробленным никуда с пруда: Ведь она ограничена, в том пруде вода. Берега всюду топкие с четырех сторон. И кусты низкорослые стерегут их сон. Листья легкие-легкие, да тяжел удел: У пруда они выросли и умрут в пруде... (Игорь Северянин 1929)

Заголубеет первозимок, Снежинка сядет на плечо, - Тогда меня неотразимо К нагорным соснам повлечет. И в лес путем голубоватым В час лучезарящейся мглы Шагну – по полушубку ваты Зимы безудержностью лыж. Я побегу, снега утюжа, Свой путь обратный желобя. Мороз окреп, - ноге все туже: Я упоенностью объят! По вызеркаленным озерам, В них облик скользкий отразив, Промчусь, как снизившийся ворон, Куда ведут меня стези. Они ведут, - в закате бронза, И сосны гор ее пестрят, - На озеро – дев слезы – Конзо У женского монастыря… (Игорь Северянин 1928)

Я в комфортабельной карете, на эллипсических рессорах, Люблю заехать в златополдень на чашку чая в жено-клуб, Где вкусно сплетничают дамы о светских дрязгах и о ссорах, Где глупый вправе слыть не глупым, но умный непременно глуп... О, фешенебельные темы! от вас тоска моя развеется! Трепещут губы иронично, как земляничное желе... — Индейцы — точно ананасы, и ананасы — как индейцы... Острит креолка, вспоминая о экзотической земле. Градоначальница зевает, облокотясь на пианино, И смотрит в окна, где истомно бредет хмелеющий Июль. Вкруг золотеет паутина, как символ ленных пленов сплина, И я, сравнив себя со всеми, люблю клуб дам не потому ль?.. (Игорь Северянин 1912)

И будет вскоре весенний день, И мы поедем домой в Россию: Ты шляпу шелковую надень: Ты в ней особенно красива: И будет праздник : большой-большой, Каких и не было пожалуй, С тех пор, как создан весь шар земной, Такой смешной и обветшалый: И ты прошепчешь: "Мы не во сне?.." Тебя со смехом ущипну я И зарыдаю, молясь весне И землю русскую целуя! (И.Северянин 1925)

Бывает: сразу станут дни пусты. Рьянь стихнет в них. Я складываю книжки И тридцать верст иду без передышки В свой девичий озерный монастырь. Идти лесными тропками легко, Бесчисленные обходить озера, Идти не очень тихо и не скоро, Дышать сосной и влагой глубоко. Со мною только удочка моя – Дороже всех услад земных тростинка. Об Аглавене грежу Матэрлинка И мучаюсь о Селизете я… К закату возникает монастырь. Мне шлют привет колокола вечерни. Все безнадежнее и все безмерней Я чувствую, как дни мои пусты… (Игорь Северянин 1928)

О каждом новом свежем пне, О ветви, сломанной бесцельно, Тоскую я душой смертельно, И так трагично-больно мне. Редеет парк, редеет глушь. Редеют еловые кущи... Он был когда-то леса гуще, И в зеркалах осенних луж Он отражался исполином... Но вот пришли на двух ногах Животные - и по долинам Топор разнес свой гулкий взмах. Я слышу, как внимая гуду Убийственного топора, Парк шепчет: "Вскоре я не буду... Но я ведь жил - была пора..." (Игорь Северянин 1923)

Однажды осенью, совсем монастырскою осенью, Когда в грустнеющей и шепотной просини вод Успокоение, плыла она в лодке по озеру, Был день Успения и нежное в нем торжество. О, слезы женские! Все озеро вами наструено. Из глаз монашеских накаплено до берегов. Оно наслезено, - в нем просто воды нет ни дюйма. Оно наплакано монахинями глубоко. И этой девушкой, что плакала грустно по озеру, Весло опущено не в воду, а в слезы всех тех, Кто жизнь оплакивал всю жизнь - и весною, и осенью, - Кто в ночи мертвые о грешной вздыхал суете... (Игорь Северянин 1928)

Над калиткой арка из рябины. Барбарис разросся по бокам. За оградой домик голубиный. Дым из труб, подобный облакам. Домик весь из комнаты и кухни. Чистота, опрятность и уют. Подойди к окну и тихо стукни: За стеклом два глаза запоют. Женщина с певучими глазами Спросит, кто любимый твой поэт, И, с улыбкой прислонившись к раме, Терпеливо будет ждать ответ. Назови какое хочешь имя: Будь то Надсон или Малларме, В дом, где облака таятся в дыме, Будешь вхож, назвать себя сумев. Если же ты скажешь: "Что мне в этом! Знать стихов я вовсе не хочу", - Женщина, рожденная поэтом, Вдруг погасит взоры, как свечу. И хотя бы кудри поседели Пред стеклом, скрывающим уют, О твоем тебя не спросят деле Те глаза, которые поют: (И.Северянин 1927)

В белой лодке с синими бортами В забытьи чарующем озер Я весь день наедине с мечтами, Неуловленной строфой пронзен. Поплавок, готовый кануть в воду, Надо мной часами ворожит. Ах, чего бы только я не отдал, Чтобы так текла и дальше жизнь! Чтобы загорали вновь и гасли Краски в небе, строфы – в голове… Говоря по совести, я счастлив, Как изверившийся человек. Я постиг тщету за эти годы. Что осталось, знать желаешь ты? Поплавок, готовый кануть в воду, И стихи – в бездонность пустоты… Ничего здесь никому не нужно, Потому что ничего и нет В жизни, перед смертью безоружной, Протекающей как бы во сне… (Игорь Северянин 1926)

Бывают дни: я ненавижу Свою отчизну-мать свою. Бывают дни: ее нет ближе, Всем существом ее пою. Все, все в ней противоречиво, Двулико, двоедушно в ней, И, дева, верящая в диво Надземное, - всего земней: Как снег-миндаль. Миндальны зимы. Гармошка - и колокола. Дни дымчаты. Прозрачны дымы. И вороны - и сокола. Слом Иверской часовни. Китеж. И ругань-мать, и ласка-мать: А вы-то тщитесь, вы хотите Ширококрайнюю объять! Я - русский сам, и что я знаю? Я падаю. Я в небо рвусь. Я сам себя не понимаю, А сам я - вылитая Русь! (И.Северянин, ночь под 30-й год)

На восток, туда, к горам Урала, Разбросалась странная страна, Что не раз, казалось, умирала,- Как любовь, как солнце, как весна. И когда народ смолкал сурово И, осиротелый, слеп от слез, Божьей волей воскресала снова,- Как весна, как солнце, как Христос! (И.Северянин 1925)

Почему под солнцем юга в ярких красках и цветах, В формах выпукло-прекрасных представал пред взором прах? Здесь - пришлец я, но когда-то здесь душа моя жила. Это понял я, припомнив гондол черные тела. Это понял, повторяя Юга полные слова, Это понял, лишь увидел моего святого Льва! От условий повседневных жизнь свою освободив, Человек здесь стал прекрасен и как солнце горделив. Он воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбака, И к Венеции безвестной поползли, дрожа, века. И доныне неизменно все хранит здесь явный след Прежней дерзости и мощи, над которой смерти нет. (В.Брюсов)

Серебро, огни и блестки,- Целый мир из серебра! В жемчугах горят березки, Черно-голые вчера. Это - область чьей-то грезы, Это - признаки и сны! Все предметы старой прозы Волшебством озарены. Экипажи, пешеходы, На лазури белый дым, Жизнь людей и жизнь природы Полным новым и святым. Воплощение мечтаний, Жизни с грезой игра, Это мир очарований, Этот мир из серебра! (В.Брюсов)

Моей мечте люб кругозор пустынь, Она в степях блуждает вольной серной, Ей чужд покой окованных рабынь, Ей скучен путь проложенный и мерный. Но, встретив Холм Покинутых Святынь, Она дрожит в тревоге суеверной, Стоит, глядит, не шелохнет травой, И прочь идет с поникшей головой. (Валерий Брюсов 1895)

Холод, тело тайно сковывающий, Холод, душу очаровывающий... От луны лучи протягиваются, К сердцу иглами притрагиваются. В этом блеске - все осилившая власть, Умирает обескрылевшая страсть. Все во мне - лишь смерть и тишина, Целый мир - лишь твердь и в ней луна. Гаснут в сердце невзлелеянные сны, Гибнут цветики осмеянной весны. Снег сетями расстилающимися Вьет над днями забывающимися, Над последними привязанностями, Над святыми недосказанностями! (В.Брюсов 1906)

Люблю в осенний день несмелый Листвы сквозящей слушать плач, Вступая в мир осиротелый Пустынных и закрытых дач. Забиты досками террасы, И взор оконных стекол слеп, В садах разломаны прикрасы, Лишь погреб приоткрыт, как склеп. Смотрю я в парки дач соседних, Вот листья ветром взметены, И трепеты стрекоз последних, Как смерть вещающие сны. Я верю: в дни, когда всецело Наш мир приветит свой конец, Так в сон столицы опустелой Войдет неведомый пришлец. (В.Брюсов)

В виденьях темноты ночной Мне снились радости, что были; Но грезы жизни, сон денной, Мне сжали сердце - и разбили. О, почему не правда дня - Сны ночи тем, чей взгляд В лучах небесного огня Былое видеть рад! О сон святой! - о сон святой! - Шум просыпался в мире тесном, Но жизнь я шел, ведом тобой, Как некий дух лучом чудесным. Пусть этот луч меж туч, сквозь муть, Трепещет иногда, - Что ярче озарит нам путь, Чем Истины звезда! (Эдгар По, перевод В. Брюсова)

О, я хочу безумно жить: Всё сущее - увековечить, Безличное - вочеловечить, Несбывшееся - воплотить! Пусть душит жизни сон тяжелый, Пусть задыхаюсь в этом сне,- Быть может, юноша весёлый В грядущем скажет обо мне: Простим угрюмство - разве это Сокрытый двигатель его? Он весь - дитя добра и света, Он весь - свободы торжество! (А.Блок)

Ночью вьюга снежная Заметала след. Розовое, нежное Утро будит свет. Встали зори красные, Озаряя снег. Яркое и страстное Всколыхнуло брег. Вслед за льдиной синею В полдень я всплыву. Деву в снежном инее Встречу наяву. (А.Блок 1901)

Не семью печатями алмазными В Божий рай замкнулся вечный вход, Он не манит блеском и соблазнами, И его не ведает народ. Это дверь в стене, давно заброшенной, Камни, мох, и больше ничего, Возле - нищий, словно гость непрошенный, И ключи у пояса его. Мимо едут рыцари и латники, Трубный вой, бряцанье серебра, И никто не взглянет на привратника, Светлого апостола Петра. Все мечтают: "Там, у Гроба Божия, Двери рая вскроются для нас, На горе Фаворе, у подножия, Прозвенит обетованный час". Так проходит медленное чудище, Завывая, трубит звонкий рог, И апостол Петр в дырявом рубище, Словно нищий, бледен и убог. (Н.Гумилев)

Он не солгал нам, дух печально-строгий, Принявший имя утренней звезды, Когда сказал: "Не бойтесь вышней мзды, - Вкусите плод и будете, как боги". Для юношей открылись все дороги, Для старцев - все запретные труды, Для девушек - янтарные плоды И белые, как снег, единороги. Но почему мы клонимся без сил, Нам кажется, что Кто-то нас забыл, Нам ясен ужас древнего соблазна, Когда случайно чья-нибудь рука Две жердочки, две травки, два древка Соединит на миг крестообразно? (Н.Гумилев)

Кошки не похожи на людей, Кошки - это кошки, Люди носят шляпы и пальто, Кошки часто ходят без одежки, Кошки могут средь бела дня Полежать спокойно у огня, Кошки не болтают чепухи, Не играют в домино и шашки. Не обязаны писать стихи, Им плевать на разные бумажки, Людям не сойти с протоптанной дорожки, Ну а кошки, мяу, - это кошки. (Н.Гумилев)

ЖИРАФ Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд И руки особенно тонки, колени обняв. Послушай: далёко, далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Ему грациозная стройность и нега дана, И шкуру его украшает волшебный узор, С которым равняться осмелится только луна, Дробясь и качаясь на влаге широких озер. Вдали он подобен цветным парусам корабля, И бег его плавен, как радостный птичий полет. Я знаю, что много чудесного видит земля, Когда на закате он прячется в мраморный грот. Я знаю веселые сказки таинственных стран Про чёрную деву, про страсть молодого вождя, Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман, Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя. И как я тебе расскажу про тропический сад, Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав. Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад Изысканный бродит жираф. Н. Гумилев

В стране, где все необычайно, Мы сплетены победной тайной. Но в жизни нашей, не случайно, Разъединяя нас, легло Меж нами темное стекло. Разбить стекла я не умею. Молить о помощи не смею; Приникнув к темному стеклу, Смотрю в безрадужную мглу, И страшен мне стеклянный холод... Любовь, любовь! О дай мне молот, Пусть ранят брызги, все равно, Мы будем помнить лишь одно, Что там, где все необычайно. Не нашей волей, не случайно, Мы сплетены последней тайной... Услышит Бог. Кругом светло. Он даст нам сил разбить стекло. (Зинаида Гиппиус)

Две нити вместе свиты, Концы обнажены. То "да" и "нет" не слиты, Не слиты - сплетены. Их темное сплетенье И тесно, и мертво, Но ждет их воскресенье, И ждут они его. Концов концы коснутся - Другие "да" и "нет" И "да" и "нет" проснутся, Сплетенные сольются, И смерть их будет - Свет. (Зинаида Гиппиус)

В нашем прежде -- зыбко-дымчато, А в Теперь -- и мглы, и тьмы. Но срослись мы неразнимчато. Верит Бог! И верим мы. (Зинаида Гиппиус)

Радостно люблю я тварное, святой любовью, в Боге. По любви - восходит тварное наверх, как по светлой дороге. Темноту, слепоту - любовию вкруг тварного я разрушу. Тварному дает любовь моя бессмертную душу. (Зинаида Гиппиус)

Нет, не бывает, не бывает, Не будет, не было и нет. Зачем нас этот сон смущает, На безответное ответ? Он до сих пор кому-то снится, И до сих пор нельзя забыть… Он никогда не воплотится: Здесь — ничего не может быть. (Зинаида Гиппиус 1918)

Зеленолистому цветку привет! Идем к зеленому дорогой красною, Но зелен зорь весенних тихий цвет, И мы овеяны надеждой ясною. Пускай он спит, закрыт - но он живет! В Страстном томлении земля весенняя... Восстань, земля моя! И расцветет Зеленопламенный в день Воскресения. (Зинаида Гиппиус)

Качаются на луне Пальмовые перья. Жить хорошо ли мне, Как живу теперь я? Ниткой золотой светляки Пролетают, мигая. Как чаша, полна тоски Душа - до самого края. Морские дали - поля Бледно-серебряных лилий... Родная моя земля, За что тебя погубили? (З.Гиппиус. 1936)

Совсем не плох и спуск с горы: Кто бури знал, тот мудрость ценит. Лишь одного мне жаль: игры... Ее и мудрость не заменит. Игра загадочней всего И бескорыстнее на свете. Она всегда - ни для чего, Как ни над чем смеются дети. Котенок возится с клубком, Играет море в постоянство... И всякий ведал - за рулем - Игру бездумную с пространством. Играет с рифмами поэт, И пена - по краям бокала... А здесь, на спуске, разве след - След от игры остался малый. (Зинаида Гиппиус)

Мне мило отвлеченное: Им жизнь я создаю... Я все уединенное, Неявное люблю. Я - раб моих таинственных, Необычайных снов... Но для речей единственных Не знаю здешних слов... (Зинаида Гиппиус)

Страшно оттого, что не живется - спится... И все двоится, все четверится. В прошлом грехов так неистово-много, Что и оглянуться страшно на Бога. Да и когда замолить мне грехи мои? Ведь я на последнем склоне круга... А самое страшное, невыносимое, - Это что никто не любит друг друга... (Зинаида Гиппиус)

Не страшно мне прикосновенье стали И острота и холод лезвия. Но слишком тупо кольца жизни сжали И, медленные, душат как змея. Но пусть развеются мои печали, Им не открою больше сердца я... Они далекими отныне стали, Как ты, любовь ненужная моя! Пусть душит жизнь, но мне не душно. Достигнута последняя ступень. И, если смерть придет, за ней послушно Пойду в ее безгорестную тень:- Так осенью, светло и равнодушно, На бледном небе умирает день. (Зинаида Гиппиус)

Освещена последняя сосна. Под нею темный кряж пушится. Сейчас погаснет и она. День конченый - не повторится. День кончился. Что было в нем? Не знаю, пролетел, как птица. Он был обыкновенным днем, А все-таки - не повторится. (Зинаида Гиппиус)

Радостные, белые, белые цветы... Сердце наше, Господи, сердце знаешь Ты. В сердце наше бедное, в сердце загляни... Близких наших, Господи, близких сохрани! (Зинаида Гиппиус)

О, сделай, Господи, скорбь нашу светлую, Далекой гнева, боли и мести, А слезы - тихой росой предрассветною О нем, убиенном на поле чести. Свеча ль истает, Тобой зажженная? Прими земную и, как невесте, Открой поля Твои озаренные Душе убиенного на поле чести. (Зинаида Гиппиус)

Моя душа во власти страха И горькой жалости земной. Напрасно я бегу от праха – Я всюду с ним, и он со мной. Мне в очи смотрит ночь нагая, Унылая, как тёмный день, Лишь тучи, низко набегая, Дают ей мертвенную тень. И ветер, встав на миг единый, Дождём дохнул – и в миг исчез. Волокна серой паутины Плывут и тянутся с небес. Ползут, как дни земных событий, Однообразны и мутны. Но есть из этих лёгких нитей Тяжеле смертной пелены. И в прахе душном, в дыме пыльном, К последней гибели спеша, Напрасно в ужасе бессильном Оковы жизни рвёт душа. И капли тонкие по крыше Едва стучат, как в робком сне. Молю вас, капли, тише, тише… О, тише плачьте обо мне! (З.Гиппиус 1897)

А вы никогда не видали? В саду или в парке - не знаю, Везде зеркала сверкали. Внизу, на поляне, с краю, Вверху, на березе, на ели. Где прыгали мягкие белки, Где гнулись мохнатые ветки,- Везде зеркала блестели. И в верхнем - качались травы, А в нижнем - туча бежала... Но каждое было лукаво, Земли иль небес ему мало,- Друг друга они повторяли, Друг друга они отражали... И в каждом - зари розовенье Сливалось с зеленостью травной; И были, в зеркальном мгновеньи, Земное и горнее - равны. (Зинаида Гиппиус)

Твой нежный смех был сказкою изменчивою, Он звал как в сон зовет свирельный звон. И вот венком, стихом тебя увенчиваю. Уйдём, бежим вдвоем на горный склон. Но где же ты? Лишь звон вершин позванивает Цветку цветок средь дня зажег свечу. И чей-то смех все в глубь меня заманивает. Пою, ищу, "Ау!" "Ау!" кричу. (К.Бальмонт)

И снова осень с чарой листьев ржавых, Румяных, алых, желтых, золотых, Немая синь озер, их вод густых, Проворный свист и взлет синиц в дубравах. Верблюжьи груды облак величавых, Увядшая лазурь небес литых, Весь кругоем, размерность черт крутых, Взнесенный свод, ночами в звездных славах. Кто грезой изумрудно - голубой Упился в летний час, тоскует ночью. Все прошлое встает пред ним воочью. В потоке Млечном тихий бьет прибой. И стыну я, припавши к средоточью, Чрез мглу разлук, любимая, с тобой. (К.Бальмонт 1920)

Когда Луна сверкнет во мгле ночной Своим серпом, блистательным и нежным, Моя душа стремится в мир иной, Пленяясь всем далеким, всем безбрежным. К лесам, к горам, к вершинам белоснежным Я мчусь в мечтах, как будто дух больной, Я бодрствую над миром безмятежным, И сладко плачу, и дышу — Луной. Впиваю это бледное сиянье, Как эльф, качаюсь в сетке из лучей, Я слушаю, как говорит молчанье. Людей родных мне далеко страданье, Чужда мне вся земля с борьбой своей, Я — облачко, я — ветерка дыханье. (К.Бальмонт)

За пределы предельного, К безднам светлой Безбрежности! В ненасытной мятежности, В жажде счастия цельного, Мы, воздушные, летим И помедлить не хотим. И едва качаем крыльями. Все захватим, все возьмем, Жадным чувством обоймем! Дерзкими усильями Устремляясь к высоте, Дальше, прочь от грани тесной, Мы домчимся в мир чудесный К неизвестной Красоте! (К.Бальмонт)

Уходит светлый май. Мой небосклон темнеет. Пять быстрых лет пройдет,- мне минет тридцать лет. Замолкнут соловьи, и холодом повеет, И ясных вешних дней навек угаснет свет. И в свой черед придут дни, полные скитаний, Дни, полные тоски, сомнений и борьбы, Когда заноет грудь под тяжестью страданий, Когда познаю гнет властительной судьбы. И что мне жизнь сулит? К какой отраде манит? Быть может, даст любовь и счастье? О нет! Она во всем солжет, она во всем обманет, И поведет меня путем тернистых бед. И тем путем идя, быть может, падать стану, Утрачу всех друзей, моей душе родных, И,- что всего страшней,- быть может, перестану Я верить в честь свою и в правду слов своих. Пусть так. Но я пойду вперед без колебанья - И в знойный день, и в ночь, и в холод, и в грозу: Хочу я усладить хоть чье-нибудь страданье, Хочу я отереть хотя одну слезу! (К.Бальмонт)

Задремавшая река Отражает облака, Тихий, бледный свет небес, Тихий, тёмный, сонный лес. В эти воды с вышины Смотрит бледный свет Луны, Звёзды тихий свет струят, Очи ангелов глядят. (К.Бальмонт)

Есть в русской природе усталая нежность, Безмолвная боль затаенной печали, Безвыходность горя, безгласность, безбрежность, Холодная высь, уходящие дали. Приди на рассвете на склон косогора,- Над зябкой рекою дымится прохлада, Чернеет громада застывшего бора, И сердцу так больно, и сердце не радо. Недвижный камыш. Не трепещет осока. Глубокая тишь. Безглагольность покоя. Луга убегают далёко-далёко. Во всем утомленье - глухое, немое. Войди на закате, как в свежие волны, В прохладную глушь деревенского сада,- Деревья так сумрачно-странно-безмолвны, И сердцу так грустно, и сердце не радо. Как будто душа о желанном просила, И сделали ей незаслуженно больно. И сердце простило, но сердце застыло, И плачет, и плачет, и плачет невольно. (К.Бальмонт)

Если вечер настанет и длинные, длинные Паутинки, летая, блистают по воздуху, Вдруг запросятся слезы из глаз беспричинные, И стремишься из комнаты к воле и к отдыху. И, мгновенью отдавшись, как тень, преклоняешься, Удивляешься Солнцу, за лесом уснувшему, И с безмолвием странного мира сливаешься, Уходя к незабвенному, к счастью минувшему. И проходишь мечтою аллеи старинные, Где в вечернем сиянии ждал неизвестного И ребенком следил, как проносятся длинные Паутинки воздушные, тени Чудесного. (К.Бальмонт)

Чуть бледнеют янтари Нежно-палевой зари. Всюду ласковая тишь, Спят купавы, спит камыш. Задремавшая река Отражает облака, Тихий, бледный свет небес, Тихий, темный, сонный лес. В этом царстве тишины Веют сладостные сны, Дышит ночь, сменяя день, Медлит гаснущая тень. В эти воды с вышины Смотрит бледный серп Луны, Звезды тихий свет струят, Очи ангелов глядят. (К.Бальмонт)

День за днем ускользает несмело, Ночи стелют свой черный покров. Снова полночь немая приспела, Слышен бой колокольных часов. Гулкий звон разрастается, стонет, Заунывным призывом заучит, И в застывшем безмолвии тонет,- И пустынная полночь молчит. Медный говор так долго тянулся, Что, казалось, не будет конца. И как будто вдали улыбнулся Милый очерк родного лица. И забылся весь ужас изгнанья, Засветился родимый очаг... Но мгновенно настало молчанье, Неоглядный раскинулся мрак. Дверь открылась и, снова замкнулась, Луч блеснул, и его не видать,- И бессильно в груди шевельнулось То, чему не бывать, не бывать. (К.Бальмонт)

Есть правдивые мгновенья, Сны, дающие забвенье, Луч над бездной вечно-зыбкой, Взоры с кроткою улыбкой. В темной ночи этой жизни Дышит зов к иной отчизне, Звон заоблачных соборов, Ткань светлей земных узоров. Есть намек на Мир Святыни, Есть оазисы в пустыне, Счастлив тот, кто ждет участья, Счастлив тот, кто верит в счастье. Все, на чем печать мгновенья, Брызжет светом откровенья, Веет жизнью вечно цельной, Дышит правдой запредельной. (К.Бальмонт)

Умер бедный цветок на груди у тебя, Он навеки поблек и завял, Но он умер тревожно и нежно любя, Он недаром страдал. Долго ждал он тебя на просторе полей, Целый день на груди красовался твоей, Как он пышно, как чудно, как ярок блистал, Он недаром любил и страдал. (К.Бальмонт)

На алмазном покрове снегов, Под холодным сияньем Луны, Хорошо нам с тобой! Без улыбки, без слов, Обитатели призрачной светлой страны, Погрузились мы в море загадочных снов, В царстве бледной Луны. Как отрадно в глубокий полуночный час На мгновенье все скорби по-детски забыть, И, забыв, что любовь невозможна для нас, Как отрадно мечтать и любить, Без улыбки, без слов, Средь ночной тишины, В царстве вечных снегов, В царстве бледной Луны. (К.Бальмонт)

Доброе, злое, ничтожное, славное,- Может быть, это всё пустяки, А самое главное, самое главное То, что страшней даже смертной тоски,- Грубость духа, грубость материи, Грубость жизни, любви - всего; Грубость зверихи родной, Эсэсэрии,- Грубость, дикость,- и в них торжество. Может быть, всё разрешится, развяжется? Господи, воли не знаю Твоей, Где же судить мне? А все-таки кажется, Можно бы мир создать понежней. (Д.Мережковский)

Бледный месяц - на ущербе, Воздух звонок, мертв и чист, И на голой, зябкой вербе Шелестит увядший лист. Замерзает, тяжелеет В бездне тихого пруда, И чернеет, и густеет Неподвижная вода. Бледный месяц на ущербе Умирающий лежит, И на голой черной вербе Луч холодный не дрожит. Блещет небо, догорая, Как волшебная земля, Как потерянного рая Недоступные поля. (Д.Мережковский)

Устремляя наши очи На бледнеющий восток, Дети скорби, дети ночи, Ждем, придет ли наш пророк. Мы неведомое чуем, И, с надеждою в сердцах, Умирая, мы тоскуем О несозданных мирах. Дерзновенны наши речи, Но на смерть осуждены Слишком ранние предтечи Слишком медленной весны. Погребенных воскресенье И среди глубокой тьмы Петуха ночное пенье, Холод утра - это мы. Мы - над бездною ступени, Дети мрака, солнце ждем: Свет увидим - и, как тени, Мы в лучах его умрем. (Д.Мережковский)

Ослепительная снежность, Усыпительная нежность, Безнадежность, безмятежность - И бело, бело, бело. Сердце бедное забыло Всё, что будет, всё, что было, Чем страдало, что любило - Всё прошло, прошло, прошло. Всё уснуло, замолчало, Где конец и где начало, Я не знаю,- укачало, Сани легкие скользят, И лечу, лечу без цели, Как в гробу иль в колыбели, Сплю, и ласковые ели Сон мой чуткий сторожат. Я молюсь или играю, Я живу иль умираю, Я не знаю, я не знаю, Только тихо стынет кровь. И бело, бело безбрежно, Усыпительно и нежно, Безмятежно, безнадежно, Как последняя любовь! (Д.Мережковский 1906)

И вновь, как в первый день созданья, Лазурь небесная тиха, Как будто в мире нет страданья, Как будто в сердце нет греха. Не надо мне любви и славы: В молчаньи утренних полей Дышу, как дышат эти травы... Ни прошлых, ни грядущих дней Я не хочу пытать и числить. Я только чувствую опять, Какое счастие - не мыслить, Какая нега - не желать! (Д.Мережковский)

Падайте, падайте, листья осенние, Некогда в теплых лучах зеленевшие, Легкие дети весенние, Сладко шумевшие!.. В утреннем воздухе дым,- Пахнет пожаром лесным, Гарью осеннею. Молча любуюсь на вашу красу, Поздним лучом позлащенные! Падайте, падайте, листья осенние... Песни поет похоронные Ветер в лесу. Тихих небес побледневшая твердь Дышит бессмертною радостью, Сердце чарует мне смерть Неизреченною сладостью. (Д.Мережковский)

Есть радость в том, чтоб люди ненавидели, Добро считали злом, И мимо шли, и слез твоих не видели, Назвав тебя врагом. Есть радость в том, чтоб вечно быть изгнанником, И, как волна морей, Как туча в небе, одиноким странником И не иметь друзей. Прекрасна только жертва неизвестная: Как тень хочу пройти, И сладостна да будет ноша крестная Мне на земном пути. (Д.Мережковский)

Падайте, падайте, листья осенние, Некогда в теплых лучах зеленевшие, Легкие дети весенние, Сладко шумевшие!.. В утреннем воздухе дым,- Пахнет пожаром лесным, Гарью осеннею. Молча любуюсь на вашу красу, Поздним лучом позлащенные! Падайте, падайте, листья осенние... Песни поет похоронные Ветер в лесу. Тихих небес побледневшая твердь Дышит бессмертною радостью, Сердце чарует мне смерть Неизреченною сладостью. (Д.Мережковский)

О Боже мой, благодарю За то, что дал моим очам Ты видеть мир, Твой вечный храм, И ночь, и волны, и зарю... Пускай мученья мне грозят,- Благодарю за этот миг, За все, что сердцем я постиг, О чем мне звезды говорят... Везде я чувствую, везде, Тебя Господь,- в ночной тиши, И в отдаленнейшей звезде, И в глубине моей души. Я Бога жаждал - и не знал; Еще не верил, но любя, Пока рассудком отрицал,- Я сердцем чувствовал Тебя. И Ты открылся мне: Ты - мир. Ты - все. Ты - небо и вода, Ты - голос бури, Ты - эфир, Ты - мысль поэта, Ты - звезда... Пока живу - Тебе молюсь, Тебя люблю, дышу Тобой, Когда умру - с Тобой сольюсь, Как звезды с утренней зарей. Хочу, чтоб жизнь моя была Тебе немолчная хвала. Тебя за полночь и зарю, За жизнь и смерть - благодарю!.. (Д.Мережковский)

Солнцем сердце зажжено. Солнце — к вечному стремительность. Солнце — вечное окно в золотую ослепительность. Роза в золоте кудрей. Роза нежно колыхается. В розах золото лучей красным жаром разливается. В сердце бедном много зла сожжено и перемолото. Наши души — зеркала, отражающие золото. (Андрей Белый 1903)

Далекая, родная, - Жди меня... Далекая, родная: Буду - я... Твои глаза мне станут - Две звезды. Тебе в тумане глянут - Две звезды. Мы в дали отстояний - Поглядим; И дали отстояний - Станут: дым. Меж нами, вспыхнувшими,- Лепет лет... Меж нами, вспыхнувшими, Светит свет. (Андрей Белый)

Приемлю молча жребий свой, Поняв душою безглагольной И моря рокот роковой, И жизни подвиг подневольный. (Андрей Белый)

Я засыпал... (Стремительные мысли Какими-то спиралями неслись; Приоткрывалась в сознающем смысле Сознанию неявленная высь) - И видел духа... Искрой он возник... Как молния, неуловимый лик И два крыла - сверлящие спирали - Кровавым блеском разрывали дали. Открылось мне: в законах точных числ, В бунтующей, мыслительной стихии - Не я, не я - благие иерархии Высокий свой запечатлели смысл. Звезда... Она - в непеременном блеске... Но бегает летучий луч звезды Алмазами по зеркалу воды И блещущие чертит арабески. (Андрей Белый 1914)

Солнцем сердце зажжено. Солнце - к вечному стремительность. Солнце - вечное окно в золотую ослепительность. Роза в золоте кудрей. Роза нежно колыхается. В розах золото лучей красным жаром разливается. В сердце бедном много зла сожжено и перемолото. Наши души - зеркала, отражающие золото. (Андрей Белый 1903)

Путь мой трудный, путь мой длинный. Я один в стране пустынной, Но услады есть в пути, — Улыбаюсь, забавляюсь, Сам собою вдохновляюсь, И не скучно мне идти. Широки мои поляны, И белы мои туманы, И светла луна моя, И поет мне ветер вольный Речью буйной, безглагольной Про блаженство бытия. (Ф.Сологуб)

... Но как в грядущем ни темно И как ни мглисты все дороги, Мне на таинственном пороге Одно предвестие дано: Лишь только сердце бьется верно, А все земные бури - дым. Все будет так, как мы хотим, Лишь стоит захотеть безмерно. (Ф. Сологуб)

В начале лета, юностью одета, Земля не ждет весеннего привета, Не бережет погожих, теплых дней, Но, расточительная, все пышней Она цветет, лобзанием согрета. И ей не страшно, что далеко где-то Конец таится радостных лучей И что недаром плакал соловей В начале лета. Не так осенней нежности примета: Как набожный скупец, улыбки света Она сбирает жадно, перед ней Недолог путь до комнатных огней, И не найти вернейшего обета В начале лета. (Михаил Кузмин 1875-1936)

"Для нас и в августе наступит май!" - Так думал я, надеждою ласкаем. Своей судьбы мы, глупые, не знаем: Поймал минуту - рук не разнимай. Нашел ли кто к довольству путь прямой? Для нас самих как можем быть пророком, Когда нам шалый лет назначен роком, И завтра друг вчерашний недруг мой? Поет надежда: "Осенью сберем То, что весной сбирать старались втуне". Но вдруг случится ветреной Фортуне Осенний май нам сделать октябрем? (Михаил Кузмин 1875-1936)

Протянуло паутину Золотое "бабье лето", И куда я взгляд ни кину - В желтый траур все одето. Песня летняя пропета, Я снимаю мандолину И спускаюсь с гор в долину, Где остатки бродят света, Будто чувствуя кончину. (Михаил Кузмин 1875-1936)

Рано горлица проворковала, Утром под окном моим пропела: "Что не бьешься, сердце, как бывало? Или ты во сне окаменело? Боже упаси, не стало ль старо, Заморожено ль какой кручиной? Тут из печки не достанешь жара, Теплой не согреешься овчиной". Пташка милая, я застываю, Погибаю в пагубной дремоте, Глаз своих давно не открываю, Ни костей не чувствую, ни плоти. Лишь глубоко уголечек тлеет, В сердце тлеет уголечек малый. Слышу я сквозь сон: уж ветер веет, Синий пламень раздувает в алый. (Михаил Кузмин 1875-1936)

Ты замечал: осеннею порою Какой-то непонятною игрою Судьба нас иногда теплом дарит, А россыпь звезд все небо серебрит, Пчелиному уподобляясь рою. Тогда плащом себя я не закрою, Закутавшись, как зябкий сибарит. Лишь календарь про осень говорит. Ты замечал? Пусть вьюги зимние встают горою; На вешний лад я струны перестрою И призову приветливых харит. Ведь то, что в сердце у меня горит И что, коль хочешь, я легко утрою, Ты замечал. (Михаил Кузмин 1875-1936)

"Все разошлись. На прощанье осталась Оторопь жёлтой листвы за окном, Вот и осталась мне самая малость Шороха осени в доме моём. Выпало лето холодной иголкой Из онемелой руки тишины И запропало в потёмках за полкой, За штукатуркой мышиной стены. Если считаться начнём, я не вправе Даже на этот пожар за окном. Верно, ещё рассыпается гравий Под осторожным её каблуком. Там, в заоконном тревожном покое, Вне моего бытия и жилья, В жёлтом, и синем, и красном - на что ей Память моя? Что ей память моя?" (Арсений Тарковский)

Еще холодными ночами, Под звонкою защитой льда, В гнезде, покинутом грачами, Ночует ранняя звезда. Без прав на ордер и прописки Она живет еще, пока Хозяева у вод каспийских О встречный ветер рвут бока. Но очень скоро, очень скоро Запляшет над ветвями сор, И будет снова брошен город Горластым птицам на разор. И под глумление сорочье, Всю голубую от обид, Они звезду погонят ночью По самой длинной из орбит. Еще снежок лежит, не тая, Мороз предутренний жесток, Но звезд разрозненные стаи Летят на северо-восток. (Александр Городницкий)

Она еще не родилась, Она и музыка и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат моря груди, Но, как безумный, светел день, И пены бледная сирень В черно-лазоревом сосуде. Да обретут мои уста Первоначальную немоту, Как кристаллическую ноту, Что от рождения чиста! Останься пеной, Афродита, И слово в музыку вернись, И сердце сердца устыдись, С первоосновой жизни слито! (Осип Мандельштам)

Стрекозы быстрыми кругами Тревожат черный блеск пруда, И вздрагивает, тростниками Чуть окаймленная, вода. То — пряжу за собою тянут И словно паутину ткут, То — распластавшись — в омут канут — И волны траур свой сомкнут. И я, какой-то невеселый, Томлюсь и падаю в глуши — Как будто чувствую уколы И холод в тайниках души... (О.Мандельштам1911)

Вянут лилии, бледны и немы... Мне не страшен их мертвый покой, В эту ночь для меня хризантемы Распустили цветок золотой! Бледных лилий печальный и чистый Не томит мою душу упрек... Я твой венчик люблю, мой пушистый, Златоцветный, заветный цветок! Дай вдохнуть аромат твой глубоко, Затумань сладострастной мечтой! Радость знойная! Солнце востока! Хризантемы цветок золотой! (Н.Тэффи)

На острове моих воспоминаний Есть серый дом. В окне цветы герани, ведут три каменных ступени на крыльцо. В тяжелой двери медное кольцо. Над дверью барельеф - меч и головка лани, а рядом шнур, ведущий к фонарю. На острове моих воспоминаний я никогда ту дверь не отворю!.. (Н.Тэффи)

"Ну-ка, дети! Кто храбрее всех на свете?" Так и знал - в ответ все хором нараспев: "Лев!" - "Лев? ха-ха... легко быть храбрым, Если лапы шире швабры, Нет, ни лев, ни слон... храбрее всех малыш - Мышь! Сам вчера я видел чудо, Как мышонок влез на блюдо И у носа спящей кошки Не спеша поел все крошки. Что!" (Саша Черный 1921)

В старинном городе чужом и странно близком Успокоение мечтой пленило ум. Не думая о временном и низком, По узким улицам плетешься наобум... В картинных галереях - в вялом теле Проснулись все мелодии чудес И у мадонн чужого Боттичелли, Не веря, служишь столько тихих месс... (Саша Черный)

И мы когда-то, как Тиль-Тиль, Неслись за Синей птицей! Когда нам вставили фитиль - Мы увлеклись синицей. Мы шли за нею много миль - Вернулись с Черной птицей! Синицу нашу ты, Тиль-Тиль, Не встретил за границей? (Саша Черный 1909)

Воробей мой, воробьишка! Серый-юркий, словно мышка. Глазки - бисер, лапки - врозь, Лапки - боком, лапки - вкось... Прыгай, прыгай, я не трону - Видишь, хлебца накрошил... Двинь-ка клювом в бок ворону, Кто ее сюда просил? Прыгни ближе, ну-ка, ну-ка, Так, вот так, еще чуть-чуть... Ветер сыплет снегом, злюка, И на спинку, и на грудь. Подружись со мной, пичужка, Будем вместе в доме жить, Сядем рядышком под вьюшкой, Будем азбуку учить... Ближе, ну еще немножко... Фурх! Удрал... Какой нахал! Съел все зерна, съел все крошки И спасибо не сказал. (Саша Черный)

Ах, зачем нет Чехова на свете! Сколько вздорных - пеших и верхом, С багажом готовых междометий Осаждало в Ялте милый дом... День за днем толклись они, как крысы, Словно он был мировой боксер. Он шутил, смотрел на кипарисы И, прищурясь, слушал скучный вздор. Я б тайком пришел к нему иначе: Если б жил он, - горькие мечты! - Подошел бы я к решетке дачи Посмотреть на милые черты. А когда б он тихими шагами Подошел случайно вдруг ко мне, - Я б, склонясь, закрыл лицо руками И исчез в вечерней тишине. (Саша Черный 1922)

Любовь должна быть счастливой - Это право любви. Любовь должна быть красивой - Это мудрость любви. Где ты видел такую любовь? У господ писарей генерального штаба? На эстраде, где бритый тенор, Прижимая к манишке перчатку, Взбивает сладкие сливки Из любви, соловья и луны? В лирических строчках поэтов, Где любовь рифмуется с кровью И почти всегда голодна?.. К ногам Прекрасной Любви Кладу этот жалкий венок из полыни, Которая сорвана мной в её опустелых садах. (Саша Черный)

Там, где жили свиристели, Где качались тихо ели, Пролетели, улетели Стая легких времирей. Где шумели тихо ели, Где поюны крик пропели, Пролетели, улетели Стая легких времирей. В беспорядке диком теней, Где, как морок старых дней, Закружились, зазвенели Стая легких времирей. Стая легких времирей! Ты поюнна и вабна, Душу ты пьянишь, как струны, В сердце входишь, как волна! Ну же, звонкие поюны, Славу легких времирей! (Велимир Хлебников 1908)

Любит - не любит... я руки ломаю и пальцы разбрасываю, разломавши... Так рвут по весне и пускают по маю венчики встречных ромашек... Уже второй, должно быть, ты легла. В ночи Млечпуть серебряной Окою. Я не спешу, и молниями телеграмм Мне незачем тебя будить и беспокоить. Как говорят, инцидент исперчен. Любовная лодка разбилась о быт. С тобой мы в расчете, и не к чему перечень взаимных болей, бед и обид. Ты посмотри, какая в мире тишь! Ночь обложила небо звездной данью. В такие вот часы встаешь и говоришь векам, истории и мирозданью... (Владимир Маяковский)

По мостовой моей души изъезженной шаги помешанных вьют жестких фраз пяты. Где города повешены и в петле облака застыли башен кривые выи - иду один рыдать, что перекрестком распяты городовые. (В.Маяковский)

Сознанье, как море, не может молчать, Стремится сдержаться, не может сдержаться, Все рвется на все и всему отвечать, Всему удивляться, на все раздражаться. Головокруженье с утра началось, Всю ночь продолжалось головокруженье, И вот -- долгожданное счастье сбылось: На миг ослабело Твое притяженье. ...Был синий рассвет. Так блаженно спалось, Так сладко дышалось... И вновь началось Сиянье, волненье, броженье, движенье. (Георгий Иванов)

Так, занимаясь пустяками -- Покупками или бритьем -- Своими слабыми руками Мы чудный мир воссоздаем. И поднимаясь облаками Ввысь -- к небожителям на пир -- Своими слабыми руками Мы разрушаем этот мир. Туманные проходят годы, И вперемежку дышим мы То затхлым воздухом свободы, То вольным холодом тюрьмы. И принимаем вперемежку -- С надменностью встречая их -- То восхищенье, то насмешку От современников своих. (Георгий Иванов)

Стоят сады в сияньи белоснежном, И ветер шелестит дыханьем влажным. -- Поговорим с тобой о самом важном, О самом страшном и о самом нежном, Поговорим с тобой о неизбежном: Ты прожил жизнь, ее не замечая, Бессмысленно мечтая и скучая -- Вот, наконец, кончается и это... Я слушаю его, не отвечая, Да он, конечно, и не ждет ответа. (Георгий Иванов)

Мелодия становится цветком, Он распускается и осыпается, Он делается ветром и песком, Летящим на огонь весенним мотыльком, Ветвями ивы в воду опускается... Проходит тысяча мгновенных лет И перевоплощается мелодия В тяжелый взгляд, в сиянье эполет, В рейтузы, в ментик, в "Ваше благородие" В корнета гвардии - о, почему бы нет?.. Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу. - Как далеко до завтрашнего дня!.. И Лермонтов один выходит на дорогу, Серебряными шпорами звеня. (Георгий Иванов)

Меркнет день. Над усталой, поблекшей землей Неподвижные тучи висят. Под прощальным убором листвы золотой И березы, и липы сквозят. Душу обняли нежно-тоскливые сны, Замерла бесконечная даль, И роскошно-блестящей и шумной весны Примиренному сердцу не жаль. И как будто земля, отходя на покой, Погрузилась в молитву без слов, И спускается с неба невидимый рой Бледнокрылых, безмолвных духов (Вл.Соловьев)

Я озарен осеннею улыбкой — Она милей, чем яркий смех небес. Из-за толпы бесформенной и зыбкой Мелькает луч,— и вдруг опять исчез. Плачь, осень, плачь,— твои отрадны слезы! Дрожащий лес, рыданья к небу шли! Реви, о буря, все свои угрозы, Чтоб истощить их на груди земли! Владычица земли, небес и моря! Ты мне слышна сквозь этот мрачный стон, И вот твой взор, с враждебной мглою споря, Вдруг озарил прозревший небосклон. (В.Соловьев)

О, как чутко, о, как звонко Здесь шаги мои звучат! Легкой поступью ребенка Я вхожу в знакомый сад... Слышишь, сказки шелестят? После долгих лет скитанья Нити темного познанья Привели меня назад... (Максимилиан Волошин)

О тихий край, опять стремлюсь мечтою К твоим лугам и дремлющим лесам, Где я бродил, ласкаемый тоскою, Внимал лесным и смутным голосам. Когда опять себя с любовью скрою, Открыв лицо осенним небесам? Когда пойду известною тропою, Которой, без любви, бежал я сам? (Михаил Кузмин 1875-1936)

...Но разве ты сам не знаешь, Что летучи и звонки ноги, Быстры снеговые дороги, Что месяц молодой высок, Строен и тонок юный стрелок, Что вдовство и сиротство — осени чада, Что летней лени мужам не надо, Что любы нам ржанье и трубная трель И что лучшее слово изо всех: «Апрель!» (Михаил Кузмин) 1923

О тихий край, опять стремлюсь мечтою К твоим лугам и дремлющим лесам, Где я бродил, ласкаемый тоскою, Внимал лесным и смутным голосам. Когда опять себя с любовью скрою, Открыв лицо осенним небесам? Когда пойду известною тропою, Которой, без любви, бежал я сам? (Михаил Кузмин)